(Шеф человек военный, его «к обеду» не устраивает.) Время? К четырнадцати часам. Пойдёт, всё свободно будет».
Так. Собирайтесь, через час выезжаем - командую я.
На термометре минус 9. Надо идти греть машину. Она здоровенная, греть долго.
Выползаю со стоянки. Стоят, ждут. Петька - высокий парнишка с по ципляче торчащей шеей из зеленого пуховика и здоровенным кадыком, который беспрестанно ходит вверх, вниз. Очень худой, кахексичный. Сухое, землисто-зелёного цвета лицо, огромные серые глаза. Завершает всё это большущая шапка ушанка армейского образца. Мда. Шапка добивает.
Потихонечку выкатываемся из города, пробок нет, навигатор указывает один час тринадцать минут пути.
Едем не спеша, в крайне правом ряду. Резина старая, гнать стрёмно. Ставлю Клаудермана, хорошая, интеллигентная музыка. Петька закрыл глаза, покачивается в такт движения машины. Тяжело ему. Мать сидит сзади, отрешённо смотрит в окно. Пейзаж известный – заснеженный лес, заправки, кафешки.
Приехали. Шлагбаум. Записываю их паспорта в гостевую книгу. Едем к вышке. На поле тишина, никого нет. Вообще тихо. У входа наш замечательный диспетчер, мается от безделья, покуривает.
Топаем к ангару. Николай Николаевич, это аэродромный механик, возится с мотором какого-то пипелаца. Без шапки, в сером комбинезоне, руки в чёрном масле. Самолетик наш уже выкатил на стоянку. Он ярко белого цвета, даже на фоне загородного снега выделяется.
Николаич косится на парочку, стоящую за мной, всё сразу понимает. Он такое видел, очень близко видел, у него недавно жена умерла от этой пакости, так что ничего ему объяснять не нужно. С тех пор и живёт при ангаре, домой не ездит и потихонечку по вечерам напивается. Механик он классный, закончил служить инженером авиационного полка.
Начинает играть. «Докладываю! Самолёт к осмотру и полету готов». Это я у него вроде как командир. «Почему правый пилот не по форме?» Оглядываюсь. Какой такой правый пилот?
Доходит. Пока репу чесал, Николаич несет свою старую летную кожанку и новый подшлемник.
Перебор. Нахрена в Цесне подшлемник? Идём на осмотр. Маманя помогла парню снять куртку и напялить кожанку и подшлемник. Картинка ещё та, но Петя себя со стороны на видит, а зеркал в ангаре нет. Обходим самолёт, снимаем заглушки, качаем элероны, делаем всё как положено, как прописано в инструкциях. Всё это время Валентина (так зовут маму) семенит рядом с сыном, поддерживая его. Николаич отвернулся и втихую засадил полстакана коньяка, который я ему только что подарил на Рождество. Ему тоже не легко.
Проводим внутренний осмотр. «Всё что не закреплено, закрепить!» Это я уже играю.
Заталкиваем Валентину на задний ряд. Помогаю залезть в кабину Петьке, он совсем невесомый.
Занимаю своё место. Надеваем гарнитуры. Выуживаю в дверце кабины ламинированный чек-лист, украдкой вытираю о джинсы, вручаю парню. А парень аж светится от счастья, первый раз вблизи видит самолет, в нем сидит, все можно потрогать, а тут ещё чек-лист.
«Читай! Громко, внятно». Читает, я ему репетую.
«Топливный кран в положение ОБА» – выговаривает Петя.
«Топливный кран в положении ОБА. Выполнено.» - вторю я.
«Мастер включить» - уже выкрикивает Петя.
«Мастер включён. Выполнено» – откликаюсь я.
«Напряжение в сети» – это Петя.
«Напряжение в сети на зеленом» – это я.
И так далее. Весь чек-лист Пётр прочитал, а я откликался. Даже взмок, я и забыл, что он такой длинный.
Поворачиваю ключ к запуску.
«Пётр, открой окно и выдай заключительную команду». Смотрит на меня вопросительно, ну «от винта». Петя открывает окно и кричит фальцетом долго растягивая звуки «ОТ ВИ-И-ИННТА-А-А», а в ответ раздаётся рёв Николаича «Есть от винта», ещё и честь отдал. Совсем перебор.
Доворачиваю ключ, движок чихнул и затарахтел.
Продолжаю играть. Уже по внутренней связи объясняю парню, где какой прибор, где должны быть стрелки, как выставить по давлению высотомер, что такое авиагоризонт, вариометр и прочие премудрости.
Хлопает глазами, улыбается неуверенно, оглядывается на маму, физиономия сияющая, восторженная. Наконец поверил, что полетим.
«Петя, нажми кнопку связи на штурвале, вот она под большим пальцем, запроси разрешение на руление»
Совершенно казённым голосом произносит: «Борт 67435, прошу разрешение на руление»
Сейчас думаю диспетчер пошлёт куда подальше, на поле ни души, на полосе ни души, в воздухе ни души, погода 9999, ан нет, отвечает строгим голосом «Борт 67435, руление разрешаю, следуйте на исполнительный». Хрень какая-то. Предполагаю, что Николай Николаевич уже сгонял на вышку и все объяснил.
Ладно, рулю в конец полосы. Петя рулит штурвалом, на симуляторе у него педалей нет, поэтому так и рулит. Эти самолетики управляются на земле педалями. Доехал до конца, развернулся встал. Приборы в порядке, температура в норме, высотомер по нулям. Толкаю Петю в бок. Проси взлёт.
Тем же казенным голосом «Борт 67435 прошу разрешения на взлёт», но в конце срывается на восторженный, щенячий взвизг. «Борт 67435 взлёт разрешаю, следуйте южным маршрутом, прохождение точек донесения доложите». Что-то наш диспетчер совсем охренел, чего несёт?
Закрылки в положение 10 град, полный газ, разбегаюсь. 35 узлов, 40, 45, скоро 50, по интеркому командую «Штурвал на себя», Петя тянет на себя что есть мочи, удерживаю в нужном положении, но мягко, однако - не симулятор. Отрываем переднее колесо, вот уже и летим, набираем высоту, скорость.
На физиономии у Петра вся гамма счастья. Летит, летит. Набрал высоту, без «коробочки» ухожу к Оке. Идем зигзагом, выполняя мелкие виражи, градусов на 15, не более. Небо чистое, ярко голубое, внизу укрытый снегом лес, поля, красота. Покачивая самолет даю возможность почувствовать полёт. Слегка потряхивает, ну так и должно быть. Оборачиваюсь на пассажирку. Бедная Валентина таращит глаза, зажала рот рукой, укачалась, но терпит. Эх, мыть мне кабину до полного блеска!
Разворачиваюсь, идем домой. Петя продолжает «пилотировать» самолёт, поэтому я на стрёме.
Вцепился в штурвал, весь подался вперёд, в общем слился с машиной. Лицо серьёзное, весь в управлении и в счастье. Обнаруживаю на его лице румянец. Про точку доклада забыл, я и не напоминаю. С четвёртого разворота вышел на глиссаду, и аккуратненько, мягко сел, пробег, заруливаю на стоянку. Закрылки в положение ноль. Выключаю двигатель. Щелкаю тумблерами, выключаю огни, электрику. Звенящая тишина, только мотор потрескивает, остывает.
Выбрался из кабины, как всегда, промахнувшись мимо подножки, подхожу к правой двери, открываю. Сидит наш парень вцепившись в штурвал, из закрытых глаз слёзы ручьём, и разбрызгивая слёзы, речитативом почти кричит: «Я не хочу умирать, не хочу умирать, не хочу …..»

Николай Николаевич всё-таки напился. Наверное, я тоже это сделаю.

Бабушка поохав от счастья быстро накрыла стол и начала потчевать внучка. Когда внуку пришлось ослабить ремень на три дырки, бабушка с чувством выполненного долга засобиралась в храм. Помолиться за упокой деда и заодно, на обратном пути, зайти на кладбище. Егорка только головой покачал, дед бы от такой заботы только взбеленился, так как был инженером советской закалки и атеистом.

Когда она ушла Егорка пошёл по квартире, разглядывая памятные фото на полочках книжного шкафа. Вот он с улыбающимся дедом, держит первую пойманную рыбу, совсем мелкого пескарика. Мальчонку на фото прямо распирает от гордости, за спиной видно ведро с дедовым уловом, толстыми карасями.

— Забавный день был, мы потом вроде ещё ерша поймали?

Голос деда резанул по ушам, Егор подпрыгнул на месте и испуганно заозирался. В комнате пусто, парень попятился, пока не упёрся спиной в шкаф, ручка больно ткнулась в позвоночник у поясницы.

— Кто здесь?!

— Так ты что же, слышишь меня? Погодь...

Голос прозвучал над самым ухом, парень ойкнул, колени подкосились, превратившись в желе. Стёк на пол оцарапав спину ручкой шкафа через футболку. В шаге от него сгустился воздух, будто сигаретный дым, приобрёл форму человеческой фигуры. Егорка с смесью ужаса и радости узнал молодого деда, столько раз виденного на старых фото.

— Деда?

— Ну, а кто ещё? Только обниматься не лезь, мне и так сложно такую форму держать.

Внук поднялся хватаясь за шкаф, колени мелко трясутся, а к горлу подкатывает едкий ком слёз. Призрак выставил руки, будто хочет обнять внучка, но быстро одёрнулся и просто помахал ладонью.

— Ну, давно не виделись...

— Деда...так выходит, Бог есть?

Призрак удивлённо поднял бровь, смерил внука взглядом, в котором явно читается сомнение в умственных способностях потомка.

— Если и есть, то он явно не такой, как в библии или в другой религии. Да и нету там никого, кроме других мертвяков.

— А ты зачем вернулся?

— Да вот интересно стало, как вы тут без меня. И знаешь, не очень меня это всё радует.

Дед обвёл рукой многочисленные иконы, пальцы прошли сквозь одну, точно через голограмму.

— Всё это идолопоклонничество...она вас ещё мощи целовать не таскала?

— Пыталась...

Призрак сокрушенно покачал головой, пробормотал под нос:

— Совсем сбрендила на старости лет, ну ничего, окажется она Там, живо мозги на место вправлю!

— Деда, а значится действительно нужно на пасху на кладбище ездить, да на могилах гостинцы оставлять?

— Эм, зачем?

— Ну, взрослые говорят мол мёртвым приятно, гостинцы там внимание, вы, говорят, на небе сидите и радуетесь.

Призрак опустил ладонь на лицо, горестно застонал качая головой.

— Проклятье внучек, ну ты же умный мальчик. Сам подумай, на кой-ляд мёртвым еда? Только цыган и бомжей кормите. И по твоему, нам там совсем делать нечего, как на свои могилы двадцать четыре на семь пялится?

— Ну...

— Ох, послушай, внучек. Я скоро отсюда уйду, совсем и не вернусь, просто потому что не захочу. Там я встретил всех друзей и родителей, бабку с дедом и вообще всех родичей вплоть до каменнопещерных времён. Поверь, у мёртвых есть дела поинтереснее земных. Лучше вместо оккультизма учебник почитай, толку больше будет. Считай это моим наставлением, ну ладно, сложно держать форму... мне пора...

Тело призрака расползлось, как туман по ветру, напоследок поднял кулак над головой и потряс. Егор повторил жест, чувствуя странное тепло в груди, дрожь и страх прошли, осталось только непривычное спокойствие, от осознания, что с дедом всё хорошо. Слабый, стремительно гаснущий голос коснулся ушей:

— Почти забыл, вон там в углу, под одна паркетина отходит, у меня там заначка. Забирай, будем считать прощальным подарком...

Воображение нарисовала хитро подмигивающего деда, Егор слабо улыбнулся.

— Спасибо деда.