Нет, я все-таки не понимаю, как же это возможно, чтобы Патриарх, священники, другие верующие люди, врачи великие – Рошаль, например, или министр здравоохранения Вероника Скворцова, актеры тонкие – Машков, Миронов, или, вот, Пиотровский, директор музея мирового значения, или женщины разные, – так как же это возможно, чтобы все они, эти гуманитарные с виду люди, бровью не моргнув, глазом не поведя, полтора часа покорно слушали рассказ, как мы будем убивать убивать убивать убивать убивать убивать убивать убивать убивать убивать убивать убивать убивать убивать убивать убивать убивать убивать убивать убивать убивать убивать убивать убивать убивать убивать убивать убивать убивать убивать убивать убивать убивать и по дороге к этому убиванию убьем еще какое-то количество нуждающихся в помощи людей, потому что деньги, которые мы могли бы потратить на их лечение и спасение от смерти, мы потратим на строительство металлических ядерных монстров, которыми будем убивать!

И никто не выбежал из зала, хотя бы и прикинувшись больным, не запротестовал ни во время, ни после этого милитаристского безумия.

И никто не воздел руки к небу и не воскликнул – остановитесь! Вспомните, как пахнет человеческая кровь, как смердят разлагающиеся трупы, как стекленеют глаза и живое на ваших глазах становится мертвым, и обратного хода нет… Никто. Ни один человек.

Все трусы. Все убийцы.
Все рукоплещут войне.
Она любит приходить, когда ей так рукоплещут.
Кадырня накрыла Россию.