День девятый «Горы»
С утра, выехав из гостиницы, для начала заехал на вчерашний авторынок, где, немного побегав по рядам, нашел таки ремень на шевик. Восполнив запасы, с уверенностью рванули дальше. Сегодня нас ждал самый высокогорный участок пути. Залив полный бак на полпути к Карши, по сносному асфальту неспешно катили на юг. А маковые поля за обочиной, становились все обширнее и ярче, а сами маки крупнее и сочнее. Наконец, в Гузаре, когда до Афганистана осталось меньше двухсот километров, маковые поля достигли апогея насыщенности. Ну, а мы, повернули на север, к Самарканду.
По плану, у нас был «категорийный» высокогорный участок. Хотелось попробовать себя и автомобиль. Что на генштабе, что на Гуглевских картах, была отмечена дорога от Камаши, через Лянгар до перевала Майданак, и по другой стороне хребта, спускающаяся к Яккабагу, опять на трассу на Самарканд. Крюк составлял около 100 километров, которые я предполагал пройти за три часа.
До Афгана уже рукой подать
Мечта наркомана
Начало Лянгарского ущелья
Повернув с трассы в сторону Лянгарского ущелья, мы сразу окунулись в настоящий патриархальный Узбекистан. Кишлаки вдоль дороги, из всех благ цивилизации имели только электричество. По-русски, их жители уже мало понимали, их быт за последние века не много изменился. Основным транспортным средством по горным тропам оставался ослик, за каменными оградами росли шикарные сады, огромные деревья грецкого ореха, накрывали кроной половину дороги. Поднимаясь вверх в горы, дорога сильно петляла, то резко шла вверх, то падала вниз, перескакивая с одного берега горной речки на другой.
Где то, часа через полтора, мы добрались до кишлака Лянгар (Лангар), известного исламскими святынями.
Здесь, около пятисот лет назад, обосновалось суфийское братство Ишкия, и на склонах горных отрогов, у глубокого каньона, прорезанного речкой Коксу, возник большой кишлак, названный Лангар, что переводится со староузбекского как «якорь». Но есть у этого слова и другие значения – «Якорь спасения», «Последняя надежда», а чаще его переводят как «Обитель», а точнее «Обитель Бога на земле».
Согласно легенде много веков назад, чистый сердцем юноша, Мухаммад Садык – сын суфия и внук суфия был принят в ученики к одному из знаменитых суфиев. Он очень быстро постиг внутреннюю суть вещей и в силе веры своей достиг совершенства. Как то раз, взял юный Мухаммад Садык кумган для омовения, сел в тени и прижал кумган к себе, чтобы согреть своим теплом воду для учителя. В ожидании времени молитвы он нечаянно заснул, а проснулся от того, что кумган обжег его. Вода в кумгане вскипела в его объятиях. Показал он кумган с кипящей водой учителю и спросил:
— Что это значит?
— Это значит, что ты постиг истину, и отмечен Богом. Мне больше нечему научить тебя. Двум таким суфиям, как ты и я нечего делать вместе. Садись на белого верблюда и отправляйся в путь. Где опустится на землю уставший верблюд, там и остановись. Там ты будешь нести свет веры людям.
И сел Мухаммад Садык на белого верблюда и отправился в путь. Долго шел он через пустыни и горы. Наконец, лег верблюд на землю. И решил великий суфий, что в этом горном ущелье и должен он вершить свою миссию, и сотворил молитву. Много лет, приходили сюда ученики, чтобы постичь истину рядом с Учителем. И сами становились учителями, и к ним приходили новые ученики. Шли века. Всех суфиев обители Лангар хоронили рядом с первым учителем – Мухаммад Садыком, на высоком одиноком холме.
История братства суфиев Ишкия тесно связана с историей возникновения суфизма. Это мистическое течение в исламе зародилось в мусульманских странах более 1200 лет тому назад, в течение нескольких следующих столетий суфизм распространился от Ближнего Востока до Центральной Азии и Индии и от северных окраин Китая до Индонезии. Термин суфизм восходит к арабскому слову «суф» – шерсть, грубая шерстяная одежда – атрибут аскета. Философская сущность суфизма состоит в постижении мистического пути приближения к Богу и достижения Божественной Истины. Ключевым понятием суфизма является достижение экстатического состояния, которое даруется свыше и проявляется как мгновенное озарение, наполнение души божественной любовью и знанием.
В Центральной Азии на протяжении IX–XIV столетий были образованы суфийские общины, завоевавшие множество учеников и последователей по всему свету и оказавшие неоценимое влияние на развитие философской мысли и богословия во всем мусульманском мире. По легенде братство Ишкия («ишк» означает любовь к Аллаху), получило свое название в VIII веке от имени основателя братства знатного жителя Мекки Баба Ишки. Он якобы владел подлинным Кораном Османа и вынужден был спасаться от преследований эмира Мекки, также претендовавшего на обладание этим Кораном. Спрятав своего малолетнего сына и Коран в переметную суму, он покинул родину. Спустя столетия его последователи во главе с шейхом Абул-Хасан ал-Ишки в XIII веке поселились в Мовароуннахре, основав обитель-лангар Астана-ата на северо-западе Самаркандского оазиса в Нуратинских горах, в местности Кохинур. В 1472 году ишкиев постигла большая беда – в обители началась холера. Очевидно, это заставило шейхов Ишкия перебраться в долину Кашкадарьи, на место нынешнего Лангара.
Предание об основателе братства, владельце Корана Османа, Баба Ишки в действительности находит свое подтверждение. В мечети Катта Лангара хранится сундук, изготовленный, судя по арабской надписи на нем, во второй половине XIX века по приказу Бухарского эмира Музаффархана и предназначенный «для хранения хирка – рубища Пророка». Известно, что при посвящении в суфийское братство соблюдался ритуал, восходящий к обычаю, установленному Пророком Мухаммедом для своих учеников: учитель пожимал руку ученику, надевал на него одеяние дервиша – хирка и шапочку – кулох. Это одеяние являлась символом духовной преемственности, считалось, что оно было передано Пророком своему духовному преемнику и через множество поколений стало собственностью суфийского братства Ишкия. Местные жители уверяют, что в этом же сундуке хранился знаменитый священный Коран Османа.
Зажатые жесткими временными рамками, мы лишь с дороги посмотрели на холм с мавзолеем и усыпальницей шейхов, и пустились в дальнейший путь. Здесь, в горах все живут естественной, размеренной и неторопливой жизнью. И, нас бы не поняли, запыхавшихся после подъема на холм, пробежавшимися с фотоаппаратом по мавзолею и мечети, и тотчас, уехавшими. Нельзя спешить в святом месте. Нужно посидеть, подумать, поговорить, испить чаю, как это делают паломники. Несмотря на крайне бедную в нашем «потребительском» понимании жизнь, большинство встреченных людей были вполне счастливы. Нам же, вечно раздраженным, недовольным, и избалованным жителям мегаполисов, всегда нужно стремиться к очередной «морковке» в пирамиде Маслоу, изводить себя пустыми сомнениями и переживаниями.
Ведь, как мудро заметил по этому поводу Далай-Лама: "Меня изумляет человек. Вначале он жертвует своим здоровьем для того, чтобы заработать деньги. Потом он тратит деньги на восстановление здоровья. При этом он настолько беспокоится о своем будущем, что никогда не наслаждается настоящим. В результате он не живет ни в настоящем, ни в будущем. Он живет так, как будто никогда не умрет, а умирая, сожалеет о том, что не жил."
Мавзолей великого суфия увенчан шпилем с четырьмя шарами (не путать с тремя яйцами Чингисхана) 
Шары символизируют достижение четырех ступеней просветления покоящегося в мавзолее суфия. Каждый шар – это одна из ступеней просветления: первая из них — шариат, изучение заветов и ревностное их исполнение. Вторая ступень — тарикат, стремление к совершенству, посвящение всего себя служению этой цели. Третья ступень – маарифат, сверхчувственное постижение единства Вселенной в Боге, познание духом и сердцем совершенства, понятий добра и зла. Четвертая ступень — хакикат, постижение высшей истины. Слияние сознанием с Богом. Это саморастворение в божественном. Высшая точка пути и совершенств.
Лянгарский каньон. Глубоко внизу, на дне каньона, течет речка
С окрестных склонов журчат пасторальные водопадики
Дорожка терпимая
Ходжа Насреддин 21 века
Лянгар был последним крупным кишлаком по дороге, горы вокруг становились все выше, и мы въехали в зону арчовых лесов. Снег там только недавно стаял, и почва еще была пропитана водой. Запах стоял изумительный. Высокогорный разреженный прохладный воздух, напоенный можжевеловым ароматом арчи. Вдали уже показались заснеженные четырехтысячники Гиссарского хребта, за которым лежал Таджикистан. Местность труднопроходимая, ненаселенная, с которой связана легенда о золоте последнего эмира Бухары.
К августу 1920 года эмир бухарский Сеид Алим-хан, понял, что дни его власти сочтены, и пора готовить запасной аэродром. За несколько сотен лет огромные сокровища были собраны в подвалах крепости Арк. Численность населения в Бухарском Эмирате составляла три миллиона человек, и каждый был обязан платить налоги. Но, большую часть золотой казны составляло золото из эмирских золотых копей, расположенных на берегах реки Заравшан. По преданию, в подвалах Арка его хранилось больше 10 тонн.
У эмира Сеида Алим-хана был доверенный человек — дервиш Даврон. Однажды его привели во дворец ночью, чтобы не видели лишние глаза. В покоях повелителя, кроме самого эмира, дервиш встретил еще одного человека — эмирского телохранителя полковника Таксобо Калапуша. Был там и начальник городской артиллерии топчибаши Низаметдин. Но его эмир спрятал в соседней комнате. Невидимый, он слышал всю беседу. Решали, как спасти сокровища. Золота было так много, что для каравана понадобились бы около сотни вьючных лошадей, каждая из которых могла нести хурджины с пятью пудами золота в каждом. Общая стоимость эмирского состояния превышала 15 000 000 золотых рублей по ценам того времени. Транспортная проблема была только частью вопроса, причем далеко не самой главной. Основной вопрос — куда гнать караван? В Китай? В Кашгар? Там английское консульство, которым руководит старый знакомый эмира — консул Петгэ Эссертон. Но дервиш Даврон побывал уже в Кашгаре, и вести, которые он привез, были неутешительны. Письмо эмира (посланное заранее) просто испугало консула. Что такое английское консульство? Маленький домик в тенистом саду на окраине Урумчи. Вся его охрана — британский флаг и несколько вооруженных винтовками сипаев. А кругом бандитские шайки, терроризирующие Кашгар. И это еще полбеды. Восстание в Синцзяне, война в Туркестане, общая нестабильность в регионе, вот-вот готовая перерасти в массовые, кровавые беспорядки. Принять в таких условиях громадный караван с золотом и прочими богатствами — значит навлечь неминуемое несчастье на свою пока тихую обитель.
Эссертон был профессиональным дипломатом и опытным разведчиком, поэтому принял, как ему казалось, мудрое решение: пусть думает и решает начальство. В Дели, во дворец вице-короля Индии, ушла шифровка с изложением ситуации. Но и в Дели тоже сидели точно такие же чиновники, которые прекрасно понимали весь риск и ответственность, связанные с подобным делом. В случае их согласия получится, что Британское правительство как бы гарантирует сохранность казны эмира. А если она достанется бандитам? Придется всю стоимость утраченного имущества выплатить эмиру за счет Британской империи? Нет, на такой риск вице-король Индии пойти не мог. Поэтому английский консул написал эмиру письмо, составленное в самых изысканных выражениях. В нем он клялся в самой, что ни на есть, горячей дружбе и желал всего самого лучшего, лишь в конце письма - с огромным сожалением - замечал, что не сможет принять и хранить казну повелителя Бухары.
Теперь собравшимся той ночью во дворце надо было решить, куда направить караван — в Иран или в Афганистан? Но двигаться в Иран, в Мешхед с таким неповоротливым караваном было просто опасно - ситуация в Закаспии, тоже охваченном предреволюционной лихорадкой, была крайне напряженной. Тогда приняли другое решение. В августе 1920 года, буквально накануне всеобщего восстания, темной ночью караван, состоявший из нескольких сотен лошадей и верблюдов, нагруженных сокровищами Бухары, личными вещами эмира, запасами воды и продовольствия, двинулся на юг. Охрану его составили эмирские гвардейцы, которыми командовал Таксобо Калапуш. Рядом с ним, стремя в стремя, ехал и дервиш Даврон.
У города Гузар резко свернули влево и у самого Лангара углубились в предгорья Памира. Тут караван разделился. Вооруженная охрана во главе с Калапушем, а также вьючные животные с припасами и водой остались в долине. А та часть каравана, которая непосредственно перевозила сокровища, свернула в одну из горных расщелин. Впереди него ехал только Даврон и еще два дервиша. Минули сутки с момента ухода «золотого» каравана, затем вторые. Встревоженный Калапуш поднял на ноги охрану, и они отправились вслед каравану. Пройдя несколько километров по тесной извилистой расщелине, всадники наткнулись на несколько трупов. Это были погонщики. А еще через некоторое время они встретили и самого Даврона и его спутников. Все они были изранены и с трудом держались в седлах. Дервиш рассказал, что случилось. Кто-то из погонщиков проведал, что находится в переметных сумках и тяжеленных хурджинах (походный мешок из ковровой ткани) и сообщил своим товарищам. Естественно, они на первом же привале решили убить Даврона и его помощников и завладеть сокровищами. Произошла смертельная схватка, в результате которой дервишам удалось отбиться. Несмотря на полученные ранения, они сумели спрятать все золото в «неприметной пещере». Калапуш осмотрел хранилище и остался доволен. Не доверяя никому, эмирский телохранитель сам завалил камнями вход в пещеру и приказал отогнать лошадей в долину к оставшимся там животным.
Дервишам перевязали раны и усадили в седла. Теперь только они да Калапуш знали, где спрятаны сокровища. Когда горы остались позади, и они начали приближаться к Бухаре, Даврон почувствовал себя совсем плохо и захотел заехать в родной кишлак — это было почти по дороге. Калапуш великодушно согласился, но утром, когда наступил час молитвы, три фигуры не поднялись с земли. И Даврон и его друзья-дервиши остались лежать на земле. Калапуш выполнял секретный приказ эмира: никто не должен знать тайну клада.
На четвертые сутки караван возвратился в Бухару. В Караул-базаре уставших всадников радостно приветствовали топчибаши Низаметдии и его воины. После плова и зеленого чая все легли спать, чтобы пораньше прибыть в священную Бухару. Однако Утром коней седлали только воины командующего эмирской артиллерией. Все спутники Калапуша были ночью зарезаны.
Эмир милостиво встретил своего телохранителя. Подробно расспросил о дороге, о том, как нашли тайное место, как прятали сокровища и маскировали тайник. Особо интересовало повелителя, не остались ли живые свидетели. «Нет, — отвечал Калапуш, — теперь на Земле только двое знают эту тайну: мой повелитель и я. Но в моей верности владыка не сомневается... Конечно же, эмир не сомневался в том, что тайна, известная двоим, — наполовину не тайна, И той же ночью обласканного эмиром Калапуша удавил дворцовый палач.
Всего несколько суток прошло со дня его смерти, как на дворцовых конюшнях начали седлать лошадей — эмир решил бежать под напором наступающей Красной Армии. О бывшем его телохранителе никто даже не вспоминал. Теперь рядом с эмиром скакал начальник артиллерии Низаметдии. Через сутки пути из свиты эмира раздался выстрел. Топчибаши Низаметдии рухнул на землю и больше не поднялся. Не осталось никого, кроме бывшего повелителя Бухары, кто бы хоть что-то знал о караване с золотом. С отрядом в сотню сабель эмир пересек границу с Афганистаном. Из всего многомиллионного сокровища у него остались только две лошади, навьюченные переметными сумками с золотыми слитками и драгоценными камнями.
Шли годы. Эмир жил в Кабуле, но сокровище, оставшееся за Пянджем, не давало ему спать спокойно. Все двадцатые годы почти каждый месяц на территорию Средней Азии проникали басмаческие шайки. Многие из них стремились в тот район, где был спрятан клад. Но и басмачам не везло. Однако бывший эмир не успокаивался. В 1930 году границу перешла крупная банда Ибрагим-бека. С ним было 500 конных воинов. Но, захваченный в плен, он был казнен, а его отрубленную голову отправили в 1931 году в Москву в ЧК. Оставшиеся в живых члены разгромленной банды продолжали искать сокровища. Кто-то из них решил, что место заложения клада должны знать родственники Даврона или Калапуша. И те стали погибать. После пыток были убиты почти все братья и сестры Даврона. Кишлак, где жили родственники Калапуша, был сожжен, вырезаны все его жители.
Никто доподлинно не знает, удалось ли кому-то добраться до тайны золота. Ясно одно: все те, кто хоть как-то прикасался к этой тайне, погибли или пропали без вести.
Но, это истории давно минувших дней, мы, же, направлялись к истории совсем недавней, к
командно-измерительному комплексу «Майданак» военно-космических сил СССР. Расположенный на вершине горы, на высоте 2730 метров, где влияние атмосферы сказывалось уже не сильно, в регионе с большим количеством ясных дней, комплекс с помощью лазерных дальномеров позволял отслеживать все космические объекты на орбите Земли. Построенный в 80-е годы, комплекс был уникальным произведением науки и ВПК. После распада СССР, не договорившись с руководством Узбекистана, в марте 1993 года, российские военнослужащие, были вынуждены в 24 часа эвакуироваться с объекта, успев уничтожить только секретные документы. Узбекистан надеялся заинтересовать этим объектом США. Заморские специалисты осмотрели комплекс - "МАЙДАНАК — идеальное место для ведения наблюдений за космическими объектами, а также для астрономических наблюдений, — заявил полковник Джон Рабинз, в прошлом командир эскадрильи ВВС США. — Здесь можно получать изображения очень высокого качества без использования мощной адаптивной оптики." Но, дело со сдачей объекта в аренду США не заладилось. Было любопытно, что с комплексом сейчас.
Заснеженные отроги Гиссарского хребта
КИК «Майданак»
После Лянгара дорожка поплохела. Она, всё еще оставалась асфальтовой (видимо, спасибо воякам). Но асфальт был так себе, и на некоторых участках подмыт со стороны обрыва, завален, то свежим камнепадом, то небольшим селевым потоком. Но, добравшись до вершины, мы уперлись в шлагбаум, который охраняли два местных жителя в халатах и тюбетейках, и недоброго вида алабай. По-русски охрана понимала плохо. Я попытался внаглую пройти, бормоча «комиссия, инспекция», но, охрана не соглашалась, говоря, что им нужно позвонить «начальника ма», а алабай встал. Тут, «секьюрити Равшан и Джамшуд» достают телефон, образца 1914 года, крутят ручку сбоку, и что-то кричат в трубку. Проделав это несколько раз, понимаем, что либо связи, либо «начальника ма» нет. Соответственно, пропустить меня они, а особенно алабай, не могут. К тому же, выясняю у них, что дорога с противоположенной стороны хребта разрушена, и придется возвращаться по старому маршруту.
Ну, чтож. Вблизи объект посмотреть не удалось, зато проверили шнивку и свои организмы на резкий набор высоты. Признаков ухудшения здоровья не наблюдалось. Шнивка, на 80-м бензине на высоту 2750 метров забралась бодро. Кстати, если внизу в долине, температура была +30, то здесь, всего лишь +5, и еще лежали не растаявшие сугробы. Окинув, прощальным взглядом горы, и оценив степень деградации осколков империи, от хайтечных квантово-электронных приборов, где по нескольким фотонам в детекторе могли вычислить траекторию спутника, до телефонов начала 20-го века, мы повернули в обратный путь. С продолжительностью поездки я основательно промахнулся. Только дорога вверх по ущелью заняла три часа. Можно было заехать на соседнюю гору, где размещалась уже абсолютно гражданская обсерватория, но, скоро стемнеет, а ехать ночью по серпантину с обрывами, удовольствие слабое. Спуск не представлял особой сложности, за исключением участков, где на асфальт нанесло ручьями мокрой глины, особенно, если такой участок приходился на поворот. В полных сумерках мы выехали обратно на трассу.
О заезде в Шахрисабз пришлось забыть. Поехали сразу в Самарканд. Дорога, была пуста, и, мы без проблем добрались до Китабского перевала. Все знакомые узбеки-гастарбайтеры дома, в один голос утверждали, что самое вкусное мясо в тандыре, делают в закусочных возле Китабского перевала. Но, в 12 часов ночи, мы решили не терять время, и не перегружать желудок сытной пищей, чтоб не клонило в сон. Хотя, несмотря на позднее время, в некоторых кафе было еще много посетителей. Мы же, рванули на перевал. 1600 метров, нас, после Майданака, совсем не впечатляло. С перевала, говорят, открывались шикарные виды, но, ночью, кроме редких огоньков, ничего было не разглядеть. В свете фар, в одном из поворотов, из придорожных кустов, выскочил здоровый волчара, посмотрел на нас, в два прыжка перемахнул дорогу, и скрылся в зарослях на другой стороне. Асфальт на перевале был в отвратном состоянии, с колеёй, ямами, а в темноте за ограждениями, скрывались невидимые обрывы. Спустившись с перевала, и преодолев оставшиеся 100 километров до Самарканда, мы, по недоброй традиции, среди ночи въезжали в очередной город.
Остановившись на окраине, перед автобусной остановкой, я достал телефон, и начал обзванивать гостиницы. В рекомендованном нам в Бухаре, легендарном приюте бэкпекеров – Баходире, мест не было. Другие гостиницы или не брали трубку, или предлагали нескромный ценник. Из стоящего впереди на остановке Тойота Прадо, вышли двое крепких мужчин, и подошли к нам. Товарищи, армянской наружности, поинтересовались, что в столь поздний час, гости делают в этой дыре. Узнав, что мы ищем гостиницу, сказали, следовать за ними, и через 20 минут в центре, показали нам рекомендуемую гостиницу, хозяйкой которой оказалась тоже армянка ))). Гостиница располагалась на первом этаже пятиэтажки, и, хоть и находилась в центре, но в окружении советских пятиэтажек, а хотелось восточного колорита.
Решив посмотреть еще одну гостиницу, которую рекомендовали Ташкентские байкеры, мы доехали до Регистана, и, встреченные парнем - управляющим гостиницей, свернули в махаллю (плотную одноэтажную застройку), и пробирались около 500 метров по узким улочками. Тут колорит присутствовал на 200%. Гостиницей служил переделанный дом, в подвале которого, жила семья владельцев, а первый этаж был разделен на несколько номеров (отель "Давр", тел. +998-66-235-47-48 (N39°38,9051' E66°58,5267')). Ценник в Самарканде был уже подороже, сторговались на 35 долларов в сутки. С огромным трудом втиснув машину в соседский дворик, рухнули спать.
